ISSUE 3-2019
INTERVIEW
STUDIES
Vit Smetana Vladimir Voronov Bogdan Oleksyuk
OUR ANALYSES
Igor Yakovenko Рафик Исмаилов
REVIEW
Daniela Kolenovska
APROPOS
Mykhailo Videiko Bogdana Kostyuk


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
STUDIES
СЕКРЕТНЫЕ ПРОТОКОЛЫ КРЕМЛЕВСКОЙ ГОРДОСТИ
By Vladimir Voronov | Journalist, the Russian Federation | Issue 3, 2019

 

  С момента своего подписания советско-германский договор о ненападении официально был объявлен советской пропагандой выдающимся достижением дипломатии, «дальновидным и мудрым шагом» сталинской внешней политики. После войны концепцию слегка модернизировали, добавив утверждение, что пакт «помог выиграть время». Этой установки в Кремле и держались почти до самого развала Советского Союза. При этом сам факт существования секретного дополнительного протокола к советско-германскому договору о ненападении вплоть до 1989 года был в СССР строжайшей государственной тайной.

«Народ сер, но мудр» [1]

Однако, как оказалось, даже тот скудный информационный паек, обильно залитый соусом пропаганды, которым пичкали в 1939 году советских людей, не помешал некоторым из них догадаться о наличии секретных договоренностей. Что и было зафиксировано целым рядом документов НКВД. Так, начальник Особого отдела НКВД Харьковского военного округа 27 августа 1939 года направил 1-му заместителю наркома внутренних дел Украинской ССР Амаяку Кобулову сводку о реакции в РККА на подписание договора о ненападении с Германией. Среди прочих, в документе приводятся и слова некоего майора Перешеина, который в разговоре с сослуживцем, капитаном Стрихом, сказал: «По моему, текст договора, заключенного СССР с Германией, напечатан в газетах не полностью, а является только его составной частью, так как из-за этих пунктов, которые напечатаны в газетах, не следовало бы заключать договор совершенно»[2].

Еще больше разговоров о существовании секретных соглашений люди стали вести в сентябре 1939 года, уже после начала Второй мировой войны.  Так, 3 сентября 1939 года заместитель наркома внутренних дел УССР направил председателю Совета народных комиссаров УССР спецсообщение «О реагированиях на речь тов. МОЛОТОВА на IV-й сессии Верховного Совета СССР» (имелось в виду выступление о ратификации советско-германского договора о ненападении). Приводятся такие высказывания: «Гитлер […] постарается совершенно расчленить Польшу между Германией и СССР. По этому поводу имеется тайное соглашение между Германией и СССР, – говорил служащий Треста наглядных пособий Глевасский. – Советский Союз стягивает свои войска к польским границам, это делается для того, чтобы в нужный момент завладеть польскими землями, которые ранее входили в состав России»[3].

«Политика СССР направлена к тому, чтобы с наименьшими затратами и усилиями восстановить свои границы в пределах бывшей России», – делился своими мыслями некий пенсионер Иовенко[4]. «По моему мнению, между СССР и Германией существует еще тайное соглашение, об этом много говорят среди населения. По этому соглашению, очевидно, предусматривается раздел Польши», – говорил сотрудник Наркомзема Баландович[5].

В спецсообщении «О реагированиях в связи с ратификацией советско-германского договора о ненападении», 5 сентября 1939 года направленном наркомом внутренних дел УССР Иваном Серовым секретарю ЦК КП(б)У Никите Хрущеву, приведены слова инженера «Украинлеса» Александра Пиотровского, сказавшего, что «немцы, несомненно, побьют поляков и Польшу поделят между собой и нами»[6].

Не стала для населения особым секретом и подготовка советских войск к выступлению против Польши. Ещё 9 сентября 1939 года начальник 2-го отдела УГБ НКВД УССР в спецсообщении на имя наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии цитировал слова научного сотрудника института зообиологии Академии наук УССР Таранухи, который сказал, что «мы можем в ближайшие дни выступить против Польши, отхватив от нее Западную Украину»[7].

И уж почти открыто люди стали поговаривать о наличии секретных советско-германских соглашений после вторжения частей РККА в Польшу 17 сентября 1939 года. В датированном тем же днем спецсообщении заместителя наркома внутренних дел УССР Горлинского секретарю ЦК КП(б)У Хрущеву приведены слова инженера Киевской международной телефонной станции Кошеленко, что «когда Красная армия и немецкие войска будут близко, то это тоже ничего, так как в пакте о ненападении есть пункт, в котором обе стороны должны консультироваться в таких вопросах, и, вероятно, на этот счет есть договоренность». «Конечно, все происходящее заранее было обдумано», – обмолвился технический редактор издательства «Искусство» Руденский. А вот переводчик той же редакции Драгоманов заявил: «По существу, это четвертый раздел Польши, произведенный по договоренности между СТАЛИНЫМ и Гитлером. Этот раздел был намечен уже давно»[8]. «Захват Советским Союзом Западной Украины и Белоруссии был согласован с Германией еще в момент заключения договора, – говорил инженер Киевского почтамта Кевлич. – Это не оказание братской помощи, а захват чужой территории»[9]. «…наша агентура фиксирует факты распространения слухов о том, что Советское правительство якобы заранее договорилось с правительством Германии о разделе Польши», – рапортует 18 сентября 1939 года из Полтавы в Киев начальник УНКВД по Полтавской области капитан госбезопасности Бухтияров.

В сводке он приводит слова инженера Бершанского – «когда наше правительство заключило договор о ненападении с Германией, то тогда и договорились о разделе Польши»; служащий Чернецкий сказал, что «приказ […] о переходе границы был согласован с Германией. Западную Украину и Белоруссию заберем мы, а остальную часть Польши заберет Германия»; «врачи УЛЬКО и ПОКРОВСКИЙ, прослушавши по радио речь тов. МОЛОТОВА, пришли к такому заключению: «между Германией и СССР есть договор о разделе Польши»[10].

20 сентября 1939 года замнаркома внутренних дел УССР Горлинской в спецсообщении на имя Берии цитировал слова научного сотрудника Киевского института права Лифшица, утверждавшего, что «Советское правительство в момент подписания договора с Германией точно знало, что Германия начнет наступление на Польшу и дало на это свое согласие»[11]. «В договоре между Германией и СССР, очевидно, имеется тайный пункт о разделе Польши и об установлении именно таких границ, - делился своей догадкой научный сотрудник Академии наук УССР Ястребов. – Гитлер, уступая нам  захваченную территорию, только честно выполняет договор»[12].

Более того, в народе уже заговорили, что одной лишь Польшей эти тайные договоренности не исчерпываются, следующей на очереди будет Румыния. «Ну ничего, украинское население есть и в Румынии, – приводились в сводке НКВД УССР от 17 сентября 1939 года слова сотрудника Наркомата земледелия УССР Королюка. – Не исключена возможность, что и в Бессарабии вспыхнут крестьянские восстания»[13].

Аналогичными репликами о «реагировании трудящихся» пестрят и другие сводки НКВД: «Нужно еще подумать о Буковине и Бессарабии»; «Пора теперь и Румынии добровольно возвратить Советскому Союзу Бессарабию»[14]; «мы освоим Западную Украину и Белоруссию, еще останется Бессарабию, которую нам возвратят на стол»[15]. «Сейчас, видно, по всему, на очереди Бессарабия и Прибалтийские страны, – совсем уж в точку (и в сводку НКВД от 29 сентября 1939 года на имя Берии) попал со своей догадкой артист-певец радиокомитета г. Киева Шапиро. – У нашего правительства аппетит приходит во время еды. Скушали Польшу и хотят закусить еще чем-то, вроде Бессарабии или Эстонии; уже сейчас чувствуется подготовка к этим событиям. С Эстонией вдруг заваривают конфликт за какую-то подводную лодку; в газетах уже проскальзывают статьи, что «Бессарабия, собственно говоря, не принадлежала Румынии», что в Бессарабии не больше 4% румын и т. д. Это все говорит о намечающихся действиях с целью возвратить Бессарабию и Эстонию»[16]. «То, что мы заняли Западную Украину и Белоруссию, это очень хорошо, – приводятся в сводке слова киевского профессора Божко, – но нужно еще занять и Бессарабию. Если для этого нужно будет восстание, то мы его там устроим и тогда пойдем освобождать»[17].

Что и говорить, советские люди уже тогда хорошо научились читать между строк. Правда, в отношении чрезмерно догадливых и говорливых «приняты меры агентурно-оперативного характера» – этой недвусмысленной формулировкой и завершался каждый документ.

Секрет Полишинеля

В нацистской Германии эти секретные соглашения также оставались государственным секретом. Даже после начала германо-советской войны пропагандистский аппарат Третьего рейха не решился использовать их, например, для компрометации советского руководства в глазах союзников по антигитлеровской коалиции. По всей видимости, в Рейхсканцелярии полагали, что сам факт наличия таких тайных соглашений компрометирует не только советских вождей, но и фюрера.

Впервые о секретных германо-советских соглашениях заговорили вслух на Международном военном трибунале в Нюрнберге. Альфред Зайдль, адвокат Рудольфа Гесса, представил трибуналу документы, связанные с подписанием советско-германского «Договора о ненападении» и договора «О дружбе и границе», в том числе и текст собственно секретного протокола, записанный начальником правового (юридического) отдела Министерства иностранных дел Германии Фридрихом Гауссом. Но Международный военный трибунал отклонил представленные Зайдлем копии секретных дополнительных протоколов к договорам 23 августа и 28 сентября 1939 года[18].

Советская сторона добилась от своих западных партнеров по Нюрнбергу утверждения перечня вопросов, не подлежащих обсуждению, в их числе советско-германский пакт «и вопросы, имеющие к нему отношение», «посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине»[19]. Аналогичному запрету подлежало обсуждение советско-польских отношений и вопрос о Прибалтийских странах.

Тем не менее, в своём последнем слове бывший министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп всё же сумел сказать, что когда в августе 1939 года он прибыл на переговоры в Москву, то Сталин «дал понять, что если он не получит половины Польши и Прибалтийские страны еще без Литвы с портом Либава, то я могу сразу же вылетать назад»[20]. Но суд эту реплику во внимание не принял и, разумеется, в советские издания материалов Нюрнбергского трибунала она не попала.

Но вскоре всё это стало секретом Полишинеля, по крайней мере, на Западе: в 1948 году была опубликована и введена в научный обиход так называемая «коллекция фон Лёша», в составе которой находились и копии секретных протоколов к советско-германским договорам. После начала стратегических бомбардировок Германии союзной авиацией Риббентроп отдал указание изготовить фотокопий важнейших документов своего ведомства, распорядившись хранить их отдельно от оригиналов. Как оказалось, это было весьма прозорливое решение: в марте 1944 года во время очередной бомбардировки Берлина был уничтожен бункер, где хранились подлинники документов, зато копии, находившиеся в другом укрытии, уцелели.

Весной 1945 года массив этих фотокопий-микрофильмов был вывезен в Тюрингию и укрыт в специально подготовленном тайнике. После завершения войны бывший сотрудник германского МИД Карл фон Лёш выдал местонахождение этого тайника представителям союзного командования. Проведенный анализ всего комплекса документов со всей очевидностью показал, что это аутентичные копии. В 1948 году эти документы были опубликованы в сборнике Государственного департамента США[21].

Москва незамедлительно объявила эти документы фальшивкой и грубой подделкой. Выпустив в ответ в том же 1948 году пропагандистскую брошюрку «Фальсификаторы истории», где утверждалось, что американский «сборник насыщен документами, состряпанными гитлеровскими дипломатическими чиновниками в дебрях немецких дипломатических канцелярий»[22]. При этом, опровергая «состряпанное в дебрях», советские пропагандисты ни о каких секретных протоколах даже и не заикнулись, так что широким массам читателей (брошюру выпустили тиражом 500 000 экземпляров) оставалось лишь гадать, что вообще столь пылко пытаются опровергать.

По сути, все свелось к обвинению Англии и Франции в кознях против СССР, потому «в этой обстановке Советское Правительство оказалось вынужденным сделать свой выбор и заключить с Германией пакт о ненападении». И вот именно «этот выбор явился дальновидным и мудрым шагом советской внешней политики при создавшейся тогда обстановке. Этот шаг Советского Правительства в огромной степени предопределил благоприятный для Советского Союза и для всех свободолюбивых народов исход второй мировой войны»[23]. То есть, соучастие в развязывании Второй мировой войны было официально объявлено благом.

И вот именно этой концепции советская историография так и держалась почти вплоть до краха СССР. Стараясь даже при самой жестокой критике «фальсификаторов» и их «фальшивок» ни в какой форме даже  не упоминать само это страшное словосочетание – «секретные протоколы». Собственно советско-германский пакт о ненападении признавался как бы полезным, но вынужденным, а вот про подписанный 28 сентября 1939 года в Кремле договор о дружбе и границе между СССР и Германией советская историография глухо молчала, не упоминая его вовсе, словно такового и не было.

Наличие же секретных протоколов – то есть, сам факт тайной сделки Советского Союза с нацистской Германией, всегда отрицался предельно яростно и категорически – именно как акт постыдный по определению: такого не было и быть не могло, Сталин, мол, не мог пойти на столь преступный сговор с Гитлером!

При этом, как свидетельствовали сводки госбезопасности, ни официальные отрицания, ни даже жесточайшая секретность не смогли помешать немалому числу советских обывателей уже в 1939 году понять, что столь масштабные территориальные изменения на востоке Европе никак не могли обойтись без заключения соответствующих советско-германских секретных соглашений.

Да и как об этом было не догадаться хотя бы и по факту событий, по публикациям коммюнике о переговорах, по газетным репортажам. Не говоря уже о том, что газеты публиковали красноречивые карты, на которых так и значилось: «Граница обоюдных государственных интересов СССР и ГЕРМАНИИ на территории бывшего польского государства». Эта поистине саморазоблачительная карта была опубликована не только в «Правде», «Известиях», «Красной Звезде», республиканских и областных изданиях, но даже в «Пионерской правде»[24]!

И все эти газеты оставались вполне доступными в библиотеках, находясь на открытом хранении в отделах периодики. Любой желающий спокойно мог взять, например, в областной библиотеке подшивку советских изданий за 1939 год, найдя в соответствующих номерах, к примеру, и текст советско-германского договора о дружбе и границе, и карту с границами «обоюдных интересов» СССР и Германии.

По крайней мере, автор этих строк работал с этими подшивками ещё в самом начале 1980-х годов, с интересом вчитываясь в строки пактов, коммюнике и разглядывая пресловутые карты. В какой-то степени это было для меня открытием и шоком, рушившим устои официальной концепции «чистоты» и «миролюбивости» советской внешней политики. Другое дело, что толку от этих самодеятельных открытий тогда было мало, не говоря уже о возможности их использовать.

Тем не менее, если кто очень хотел, то вполне мог узнать, что пытаются скрыть за воплями про западные «фальшивки». Не случайно же одно из самых расхожих выражений советских времён – «у нас в стране все секретно, но ничего не тайно».

Еще один «Мистер Нет»

Один из творцов тех документов, их главный подписант с советской стороны, Вячеслав Молотов, доживший до 1986 года, даже в частных разговорах до последнего категорически отрицал сам факт существования тайных советско-германских секретных соглашений.

Писатель Феликс Чуев, долгие годы общавшийся с Молотовым, регулярно пытался разговорить бывшего сталинского наркома и на эту тему. Надо сказать, попытки оказались вовсе не тщетными: когда лжец слишком много и долго врет, то неизбежно и проговаривается. Так, в 1973 году сталинский нарком обмолвился собеседнику, что «когда приезжал Риббентроп в 1939 году, мы договорились, а в сентябре-октябре уже свое взяли»[25].

Спустя пять лет Молотов с явной гордостью поведал Чуеву, что «вопрос о Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Бессарабии мы решили с Риббентропом в 1939 году. Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию»[26]. «Мы решили с Риббентропом»!

По сути, неприкрытое признание секретных договорённостей Москвы и Берлина. Да ещё и с красноречивым дополнением: «Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию» – то есть, неохотно, но всё же пошли навстречу! Значит, инициатором постановки вопроса была именно советская сторона, требования которой и удовлетворили нацисты.

Молотов ещё и дополнил: «Если бы мы не вышли навстречу немцам в 1939 году, они заняли бы всю Польшу до границы. Поэтому мы с ними договорились. […] давайте нам хоть ту часть Польши, которая, мы считали, безусловно принадлежит Советскому Союзу»[27].

Как конкретно «утрясали» этот вопрос с прибалтийскими странами, Молотов тоже поведал собеседнику: «Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уж не вернетесь, пока не подпишете присоединение к нам». С эстонцами решали точно так же: «Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был, мы ему то же сказали». И разъяснил: «А им деваться было некуда. […] А нам нужна была Прибалтика…»[28]. Да и относительно «изъятия» у Румынии Бессарабии и Северной Буковины Молотов тоже сболтнул собеседнику несколько больше, чем нужно, откровенно ответив на вопрос Чуева «А с немцами вы обговаривали, что они не будут вам мешать с Бессарабией?»: «Когда Риббентроп приезжал, мы тогда договорились»[29].

Но факт подписания секретных соглашений Молотов всё равно упорно отрицал. Так, например, выглядел разговор Молотова с Чуевым в 1983 году: «На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение…

– Никакого.

– Не было?

– Не было, абсурдно.

– Сейчас уже, наверное, можно об этом говорить.

– Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет-нет, по-моему, тут все очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка»[30].

Спустя три года Чуев вновь поднял тот же вопрос: «Спрашиваю у Молотова не в первый раз:

– Что за секретный протокол был подписан во время переговоров с Риббентропом в 1939 году?

– Не помню»[31]. – «Не помнил», но хотя бы уже и не отрицал…

Пакет № 34

Вплоть до последних лет перестройки советская официальная установка фактически не претерпела изменений: советско-германский пакт признавался злом, но злом как бы неизбежным и вынужденным, якобы давшим Советскому Союзу почти двухлетнюю «передышку». Которой, правда, явно с пользой для себя воспользовалась скорее уж нацистская Германия, но этот вопрос выносился вне поля зрения советской историографии. Равно, как и тема экономического сотрудничества СССР и Германии.

А вот относительно собственно секретных протоколов некие изменения произошли: с середины 1980-х годов о них уже упоминали, но вынужденно, сквозь зубы и скороговоркой, утверждая, что это подделка. Тем самым, кстати, давая негативную оценку самой возможности тайного сговора Гитлера со Сталиным. Когда же анализ копий, опубликованных по немецким секретным архивам, показал их подлинность, в Кремле заявили, что копии обсуждению не подлежат, так как их подлинность недоказуема, а что касается подлинников, то их, мол, в кремлевских архивах нет. Хотя все это время документы спокойно хранились в так называемом «закрытом пакете» № 34, приключения которого подробно описали писатель и историк Лев Безыменский[32] и доктор исторических наук Борис Хавкин[33].

А находился этот пакет в святая святых – Архиве Политбюро ЦК КПСС. Правда, к моменту краха Советского Союза это формально был уже Архив президента СССР, но суть от этого не меняется. «Закрытый пакет» – не вольное словосочетание, но вполне официальное обозначение существовавшей степени секретности документов ЦК КПСС. Таких степеней было несколько: самый низший уровень обозначался грифом «секретно», следующий за ним – «совершенно секретно» (в документах более раннего времени – «строго секретно»), ещё более высокий уровень секретности обозначался грифом «особой важности», затем ОП – «особая папка».

Но самая высшая степень секретности – «закрытый пакет»: это действительно был большой пакет с номером, проставляемым от руки. В Общем отделе ЦК КПСС, ведавшем, помимо прочего, ещё и секретным делопроизводством (первоначально это подразделение вообще именовалось Секретно-оперативным отделом ЦК), «закрытый пакет» опечатывался тремя или пятью печатями и обозначался буквой «К» – «конфиденциально». Даже о самом существовании столь высочайшей степени секретности знало буквально считанное количество сотрудников аппарата ЦК.

А уж о содержимом «закрытых пакетов», как оказалось, могли не знать даже Генеральные секретари ЦК КПСС – если, конечно, они их специально не запрашивали. Документы из «закрытого пакета» № 34, хранившегося в VI секторе Общего отдела ЦК КПСС – это и был Архив Политбюро, – запрашивали, мягко говоря, не часто. Именно в «закрытом пакете» № 34, как выяснилось уже в 1992 году, и хранилась документация, связанная с заключенными в 1939 – 1941 годы советско-германскими соглашениями: секретный дополнительный протокол «о границах сферы интересов» от 23 августа 1939 года, разъяснение к нему, доверительный протокол от 28 сентября того же года – о переселении польского населения, секретный протокол «об изменении сфер интересов» – тоже от 28 сентября, секретный протокол «о недопущении польской агитации» от 28 сентября 1939 года, протокол от 10 января 1941 года об отказе Германии «от притязаний на часть территории Литвы», заявление от 28 сентября 1939 года о взаимной консультации и обмен письмами об экономических отношениях – тоже от 28 сентября. Был ещё и пакет № 35 – с крупномасштабными картами раздела Польши между СССР и Германией.

Как гласила справка № 20-06/197, датированная 10 июля 1987 года и подписанная Лолием Мошковым, заведующим VI сектором Общего отдела ЦК КПСС, «Советско-германские секретные соглашения 1939 – 1941 гг. (перечень прилагается) поступили в архив ЦК КПСС 30 октября 1952 года из секретариата В. М. Молотова». Почему именно тогда, понять несложно: незадолго до того состоялся закрытый Пленум ЦК КПСС, на котором Сталин подверг Молотова столь уничтожающей критике, что стало очевидно: звезда «каменной задницы», как соратники по партии именовали Молотова, закатилась. Вот секретнейшие документы и перекочевали из его сейфов в Общий отдел ЦК, где целые десятилетия к ним вообще никто не прикасался.

Разве лишь, как свидетельствовала справка, дважды копии секретных советско-германских соглашений посылались в МИД СССР. Первый раз – 8 июля 1975 года: «на имя зам. министра И. Н. Земскова для ознакомления А. А. Громыко».  4 марта 1977 года, сразу по возвращению этих копий в ЦК, они были уничтожены.

Второй раз копии этих документов были истребованы и отправлены 21 ноября 1979 года «в адрес И. Н. Земскова «лично». Затем возвращены и тоже уничтожены – 1 февраля 1980 года. Игорь Земсков ведал в МИДе архивами и, насколько известно, пытался тогда убедить своего босса, Андрея Громыко, в желательности признать хотя бы сам факт существования секретных протоколов о разделе Польши между нацистской Германией и сталинским СССР. Но в ответ Громыко выдал своему заму, по свидетельству Льва Безыменского, поистине историческую фразу: «Нас никто уличить не сможет».

«Никому другому, – извещает справка, – эти документы для ознакомления не посылались. В справочной работе они не использовались. Касательство к ним имели только работники, осуществляющие обработку и хранение документов архива ЦК КПСС. Подлинники хранятся в условиях особо строгого режима». При этом главный архивист Политбюро откровенно признал, что для остального мира все эти протоколы давно уже вовсе не секрет, поскольку «в 1948 году большая часть указанных документов была опубликована (на английском языке) в изданной Государственным департаментом США книге «Нацистско-советские отношения 1939 – 1941 гг. Документы из архива германского министерства иностранных дел».

10 июля 1987 года «закрытый пакет» № 34 с оригиналами секретных протоколов был вскрыт Валерием Болдиным, незадолго до того назначенного заведующим Общим отделом ЦК КПСС. Как известно, Кремль тогда категорически отрицал сам факт существования этих документов, «но секретные протоколы, угодно это было кому-то или не угодно, существовали», – писал в своих мемуарах Валерий Болдин. «Причем оказалось, что они не законвертированы, не имеют особых грифов и штампов, а потому могли быть доступны многим работникам ЦК»[34].

Попросив, чтобы ему показали документы, Болдин, как он пишет, немедленно пошел на доклад к Михаилу Горбачёву. «М. С. Горбачёв внимательно прочитал протокол и развернул на столе карту со старой и новой советской границе на Западе. Это была крупномасштабная карта …Все надписи на ней были сделаны на немецком языке. Генсек изучал линию согласованной границы, разделившей полвека назад две могущественные державы, и комментировал свои наблюдения, изредка задавая мне вопросы. Он не удивился наличию таких документов, скорее в его интонации было раздражение, что пришлось прикоснуться к прошлому». Резюме генсека было кратким, но ёмким: «Убери подальше!»[35]

Позже, когда интерес к секретным протоколам в стране и за рубежом возрос и их стали искать зав Международным отделом ЦК КПСС Валентин Фалин и член Политбюро Александр Яковлев, Болдин доложил об этом Горбачёву, но тот отрезал: «Никому ничего показывать не надо. Кому следует – скажу сам»[36].

Когда же в декабре 1989 года на II-м Съезде народных депутатов СССР возник вопрос об этих протоколах, Михаил Горбачёв «неожиданно для меня, – продолжает Болдин, – сказал, что все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом. Зачем понадобилось ему говорить неправду на весь мир, сказать достоверно не могу», однако ситуацию своей откровенной ложью он явно не улучшил, а лишь усугубил.

Вскоре после этого Горбачёв, пишет Болдин, «спросил меня как бы между прочим, уничтожил ли я протоколы. Я ответил, что сделать это без специального решения не могу». И услышал в ответ резкое: «Ты понимаешь, что представляют сейчас эти документы?!»[37]. Намёк был вполне прозрачен: документы необходимо уничтожить.

Судя по воспоминаниям работников VI сектора Общего отдела ЦК, Мошков тогда вызвал к себе подчиненных, сообщив, что положение очень серьёзное и «руководство запрашивает наше мнение о возможности уничтожения этих документов». После короткого обсуждения архивисты ЦК пришли к решению доложить Болдину, что этого делать нельзя. Как пишет сам Болдин, «добровольцев уничтожить подобные документы не было, а принять самому такое решение архитектор перестройки и автор теоретического опуса о новом мышлении опасался. Совершить же это тайно возможности не имелось. Документы были, как я знал, многократно зарегистрированы в различных книгах и картотеках. Чтобы замести следы, требовалось уничтожить эти книги, ибо переписать регистрационные книги довоенных лет заново – нереально. Да об этом узнал бы широкий круг людей, которые никогда не пошли бы на такую авантюру»[38].

Так или иначе, но советское руководство всё же вынуждено было признать, что секретные протоколы существовали, а опубликованные на Западе ещё в 1948 году их копии аутентичны. После бурного обсуждения 24 декабря 1989 года II-й Съезд народных депутатов СССР принял постановление № 979-1 «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года».

Оценка была двойственной, вполне в духе того времени. Первым делом было констатировано, что «содержание этого договора не расходилось с нормами международного права и договорной практикой государств». При этом была повторена ложь, что «подлинники протокола не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах.» Но вот затем в постановлении наконец признали то, что отрицать уже стало невозможно: «Однако графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его подписания и существования».

После чего Съезду оставалось лишь констатировать, «что протокол от 23 августа 1939 года и другие секретные протоколы, подписанные с Германией в 1939 – 1941 годах, как по методу их составления, так и по содержанию являлись отходом от ленинских принципов советской внешней политики. Предпринятые в них разграничения «сфер интересов» СССР и Германии и другие действия находились с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран». В связи с чем «Съезд народных депутатов СССР осуждает факт подписания «секретного дополнительного протокола» от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией»[39].

Михаил Горбачев, уже публично солгавший, что подлинники секретных протоколов не обнаружены, так и не решился пойти на признание их существования. После краха СССР, в октябре 1992 года, пакет № 34 с советскими оригиналами советско-германских документов был обнаружен в ходе изучения секретных фондов бывших архивов ЦК КПСС.

На состоявшейся 27 октября того же года пресс-конференции эти оригиналы представлены всему миру, а их научная публикация была сделана в журнале «Новая и новейшая история» (№ 1 за 1993 год). Но это были публикации текстов, сканы же советских оригиналов договора о ненападении и секретного дополнительного протокола к нему впервые опубликованы лишь в июне 2019 года на сайте фонда «Историческая память»[40].

Представил их почему-то не Архив Президента РФ, где они находились на хранении, а Историко-документальный департамент МИД России. Почти одновременно фотографии оригиналов были изданы в приложении к сборнику «Антигитлеровская коалиция 1939: формула провала», который выпустил Институт внешнеполитических исследований и инициатив (ИНВИССИН).[41] Сами же оригиналы были представлены в экспозиции выставки «1939 год. Начало Второй мировой войны», открывшейся в августе 2019 года в Выставочном зале федеральных архивов в Москве. Правда, к этому времени официальная российская трактовка пакта Молотова – Риббентропа вновь поменялась.

Почти четверть века после краха СССР российское руководство этот пакт безусловно осуждало, хотя и с некоторыми оговорками. Так, в своей статье для польской «Газеты Выборча» Владимир Путин 31 августа 2009 года писал: «Без всяких сомнений, можно с полным основанием осудить пакт Молотова-Риббентропа, заключенный в августе 1939 года». Но тут же и поспешил оговориться, что «ведь годом раньше Франция и Англия подписали в Мюнхене известный договор с Гитлером, разрушив все надежды на создание единого фронта борьбы с фашизмом». При этом Путин недвусмысленно заявил, что «любая форма сговора с нацистским режимом была неприемлема с моральной точки зрения и не имела никаких перспектив с точки зрения практической реализации».

Однако затем вновь повторил зады советской пропаганды, что, мол, «отвергнуть предложение Германии подписать пакт о ненападении – в условиях когда возможные союзники СССР на Западе уже пошли на аналогичные договоренности с немецким рейхом и не хотели сотрудничать с Советским Союзом, в одиночку столкнуться с мощнейшей военной машиной нацизма – советская дипломатия того времени вполне обосновано считала, как минимум, неразумным». Но всё же вполне четко подытожил: «В нашей стране аморальный характер пакта Молотова-Риббентропа получил однозначную парламентскую оценку»[42].

Но «после Крыма» официальная концепция вновь меняется. Путин, переобуваясь буквально на лету, заявил уже о полезности и приемлемости пакта Молотова – Риббентропа. Выступая 10 мая 2015 года на совместной с канцлером ФРГ Ангелой Меркель пресс-конференции в Москве, Путин сказал, что заключение пакта Молотова-Риббентропа имело смысл для обеспечения безопасности СССР[43].

Ныне пошли ещё дальше: пактом предложено гордиться, восхищаясь прозорливостью сталинской дипломатии. Это вполне официальная установка российской власти, которую открыто и выразил один из её высших представителей – член Совета безопасности Сергей Иванов (а по совместительству ещё и председатель попечительского совета Российского военно-исторического общества). 16 сентября 2019 года он открытым текстом так и заявил: «Я считаю пакт Молотова – Риббентропа достижением советской дипломатии, которым нужно гордиться»[44].

Вот и МИД России в своём твите тоже превозносит советско-германский сговор за то, что благодаря ему «война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах, население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже…»[45].


[1] Аркадий и Борис Стругацкие, «Гадкие лебеди».

[2] Радянські органи державної безпеки у 1939 – червні 1941 р.: документи ГДА СБ України. Ч. 2. Київ, 2003, с. 310.

[3] Там же, с. 315.

[4] Там же.

[5] Там же, с. 315-316.

[6] Там же, с. 322.

[7] Там же, с. 333.

[8] Там же, с.337.

[9] Там же, с. 338.

[10] Там же, с. 341.

[11] Там же, с. 357.

[12] Там же, с. 372.

[13] Там же, с. 340.

[14] Там же, с. 343.

[15] Там же, с. 353.

[16] Там же, с. 394.

[17] Там же, с. 395.

[18] Зоря Ю. Н., Лебедева Н. С. 1939 год в нюрнбергских досье. // Международная жизнь, 1989, № 9, сс. 124 – 137.

[19] Там же, с. 127 – 128.

[20] Там же, с. 137.

[21] Nazi-Soviet Relations. Documents from the Archives of the German Foreign Office. Washington, Department of State, 1948.

[22] Фальсификаторы истории (историческая справка). М., ОГИЗ, Государственное издательство политической литературы, с.6.

[23] Там же, с. 53.

[24] Пионерская правда, 1939, 30 сентября, с. 2.

[25] Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. М., 1991, с. 26.

[26] Там же, с. 15.

[27] Там же, с. 16.

[28] Там же, с. 15.

[29] Там же, с. 17.

[30] Там же, с. 20.

[31] Там же.

[32] Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000.

[33] Хавкин Б. К истории  публикации советских текстов советско-германских секретных документов 1939 – 1941 годов // Общественные науки, 2012, выпуск № 1 и выпуск № 2.

[34] Болдин В. И. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М. С. Горбачева. М., 1995, с. 260.

[35] Там же, с. 261.

[36] Там же.

[37] Там же, с. 262.

[38] Там же.

[39] Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР, 1989, № 29, с. 579.

[41] ИНВИССИН, учреждённый в Москве в 2011 году, занимается исключительно «разоблачением антироссийских происков».

Print version
EMAIL
previous ДЕСЯТЬ ТЕЗИСОВ О НАЦИСТСКО-СОВЕТСКОМ ПАКТЕ 1939 Г. К 80-ЛЕТИЮ СОБЫТИЯ, ОПРЕДЕЛИВШЕГО СУДЬБУ ЕВРОПЫ. |
Vit Smetana
УКРАИНА – ПОЛЬША: ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ИСТОРИЧЕСКИХ ТЯЖЕСТЕЙ |
Bogdan Oleksyuk
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.