ISSUE 3-2016
INTERVIEW
STUDIES
Igor Yakovenko Andrei Dynko Hasmik Grigoryan
RUSSIA AND HISTORY
Hienadź Sahanovich Jamil Hasanli
OUR ANALYSES
Petr Vagner
REVIEW
Petr Vagner
APROPOS
Varuzhan Piliposyan


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
RUSSIA AND HISTORY
КАК ПИСАЛАСЬ ИСТОРИЯ В СОВЕТСКОЙ БЕЛАРУСИ
By Hienadź Sahanovich | Historian, Belarus | Issue 3, 2016

Одной из особенностей беларуской историографии является то, что ей долгое время не удавалось создать серьезную  официально принятую синтетическую работу по отечественной истории[1]. К середине 1920-х годов такую книгу написал патриарх беларуской историографии Митрофан Довнар-Запольский, однако власти посчитали ее националистической и не позволили издать[2]. Работа марксиста Василия Щербакова “Очерк истории Беларуси” (1934), написанная в противовес “национал-демократам”, сразу после выхода была объявлена "контрреволюционной", а ее автор расстрелян.

Следующую попытку создать марксистскую историю Беларуси предприняла группа ученых во главе с академиком Владимиром Пичетой, и перед началом II мировой войны в Минске даже успел выйти ее первый том[3], однако весь тираж этой книги исчез за военные годы. Но если бы он и сохранился, то довоенное издание уже никак не соответствовало бы тем установкам на освещение истории, что воцарились в СССР после победы над Третьим рейхом. В чем же заключалась их сущность?

Когда после освобождения Минска от гитлеровцев восстановленному Институту истории АН БССР было поручено подготовить обобщающий труд по истории беларуского народа, то основанием работы стал план, составленный еще во время войны в Москве. Введение единой официальной трактовки истории руководство советской Беларуси считало чрезвычайно важным делом и ориентировалось на установки Кремля. Авторы получили рекомендацию особо подчеркивать братские отношения между белaруским и русским народами, а также акцентировать "героическое прошлое белоруского народа в борьбе с чужеземными захватчиками"[4].

К 1946 году первая в послевоенной Беларуси синтетическая работа была уже написана – “История БССР”, а ее первая часть, посвященная периоду с древности по XIII в., даже издана[5]. Однако к читателям она не попала из-за вмешательства партии и острой критики в адрес историков, инициированной в Москве в связи с пресловутой кампанией против буржуазной идеологии и космополитизма: книгу посчитали… слишком пробеларуской.

Образцы ритуальной критики минских историков задал сам первый секретарь ЦК КП (б) Беларуси Пантелеймон Пономаренко, который резко осудил авторов за «методологические ошибки», а затем их работу разбирали на пленуме партии 1947 года, где тоже нашли ошибки «националистического характера». В поднятой волне борьбы с национализмом особое внимание уделялось освещению истории c XIV по конец XVIII века, чему имелось свое объяснение. Как известно, после войны перед советской историографией ставилась задача проводить идею "большой дружбы" всех народов СССР и показывать ее исторические корни[6]. Ключевым при этом стало утверждение исконного единства восточных славян во главе с великим русским народом, которому приписывалась главенствующая роль «объединителя национальностей».

Под таким ракурсом при акцентировке прогрессивной миссии России надо было освещать и историю в союзных республиках. Поэтому даже невыразительные патриотические интерпретации прошлого Беларуси, характерные для работ минских историков межвоенного периода, теперь считались ошибочными. Допущенное в «Истории БССР» определение Полоцкого княжества как «беларуского государства», как и мысль о том, что в составе Великого Княжества Литовского беларуский народ достиг высокого уровня экономического, социального и культурного развития, объявлялись откликом «лживой легенды» националистов о «Золотом веке», которая в контексте начавшейся борьбы с космополитами классифицировалась еще и как «преклонение перед Западом».

После отклонения первой послевоенной «Истории БССР» академический Институт истории получил задание подготовить новую обобщающую работу по истории, а для обеспечения единой концепции освещения прошлого партийное руководство республики санкционировало написание "Тезисов по основным вопросам истории БССР" – своеобразного идеологического пособия для авторов. Эта программная работа, изданная в 1948 году[7], на десятилетия зафиксировала официальные принципы трактовки отечественной истории.

Одной из ее целей было обоснование общности происхождения трех восточнославянских народов, неразрывности их исторических судеб и, следовательно, руссоцентричной интерпретации всей истории Беларуси. В соответствии с этой установкой Великое Княжество Литовское в «Тезисах» впервые последовательно представлялось как враждебное беларускому народу государство, эпоха его существования от ХIV до конца XVIII века – как «наиболее мрачный период» в истории Беларуси, а присоединение к России – как осуществление «извечного стремления беларуского народа». Любые намеки на добровольное присоединение земель Беларуси к Литве в ХІІІ-ХІV веках рассматривались как фальсификации, направленные на «обоснование исторического отрыва беларуского народа от русского народа»[8].

Несмотря на наличие «Тезисов», определявших каркас концепции, подготовка обобщающей работы по истории Беларуси растянулась на многие годы. Написанные тексты приходилось обсуждать сначала в Москве, в Институте истории АН СССР, а в 1952 г. – на общем совещании историков в Минске, куда пригласили специалистов из Москвы, Ленинграда, Вильнюса и Киева. Самой многочисленной оказалась делегация российских ученых, среди которых были член ЦК КПСС Анна Панкратова, Милица Нечкина, Михаил Тихомиров, Владимир Пашуто и некоторые другие известные историки. Естественно, к их указаниям в Минске прислушивались с особым почтением. И хотя авторы новой версии "Истории БССР" уже и так тесно связывали белорусское прошлое с историей России, со стороны московских коллег им было рекомендовано более четко подчеркивать «тяготение народных масс Белоруссии к Русскому государству», проводить «красной нитью вечную дружбу русского, украинского и белорусского народов», а также выразительнее показывать «прогрессивную роль России в истории Белоруссии»[9].

Принципиальным стало также требование уделять больше внимания борьбе народных масс против своих и иностранных поработителей (литовских и польских феодалов), и особенно -против немецкой агрессии. Согласно указаниям В. Пашуто, Великое Княжество Литовское до XIV века не следовало показывать в образе врага, так как в нем славянские земли защищались от немецких рыцарей и монгольского нашествия. А вот после того, как Москва выступила объединителем всех земель Руси, и особенно когда литовские князья заключили унию с Польшей, предопределив наступление католицизма, нахождение белорусских земель в этом государстве получало отрицательное значение, его следовало оценивать как власть угнетателей.

Российские коллеги значительно скорректировали белорусским историкам представление образа Польши и ее роли в прошлом Беларуси. Например, они отрицали саму возможность того, что хозяйство в Беларуси под властью Речи Посполитой в XVII–XVIII веках еще могло хоть как-либо развиваться, так как Польша, мол, была нежизнеспособной, и советовали убрать утверждения о том, что Россия стремилась ее разделить. Рекомендовалось даже в периодизации истории Беларуси XIV–XVIII веков учитывать «основные события русской истории, а не польской либо литовской», дабы исключить любые  ассоциирования Беларуси с Литвой и тем более Польшей. Таким образом, хотя история Беларуси уже была подчинена пророссийской концепции, на некоторые проблемы и на политику России в частности белорусские авторы тогда еще позволяли себе высказывать собственные суждения, не совсем соответствовавшие актуальной исторической политике центра. Московские же эксперты настаивали на том, чтобы прошлое Беларуси еще сильнее связывалось с историей России.

После внесения дополнений и изменений, вызванных критикой на общем обсуждении, ЦК КПБ одобрил макет академической истории и дал разрешение на его издание. В 1954 г. вышел из печати первый том «Истории Белорусского ССР", который освещал прошлое от древних времен до 1917 года, а с некоторой задержкой – и второй[10]. Наконец-то, после примерно 8 лет обсуждений и через целых 37 лет после большевистской революции, увидела свет обобщающая советская работа по истории Беларуси в ее марксистско-ленинской версии, на десятилетия ставшая каноном интерпретации прошлого беларусов. Чем же она была особенной?

Через всю академическую историю "просвечивалась" схема упомянутых «Тезисов» 1948 года и цитированные рекомендации российских историков – утверждения о Киевской Руси как исторической колыбели белорусского народа, о периоде ВКЛ как временах господства «иностранных феодалов», о «вековом стремлении» белорусского народа к России и т. д. Этими догматическими положениями прошлое Беларуси окончательно привязывалось к истории России. В первый академический учебник уже вошла и теория единой древнерусской народности, официально принятая к тому времени в связи с празднованием 300-летия воссоединения Украины с Россией[11].

Согласно этой теории, древнерусская народность появилась еще до возникновения Древнерусского государства, в VІІ–IX веках, и являлась тем общим этническим «корнем», из которого происходили три восточнославянских народа. Как утверждалось, белорусская народность сформировалась на захваченных литовскими князьями землях, но и в условиях политического разобщения она, мол, сохраняла единство с остальной Русью. Поскольку население Беларуси подвергалось национально-религиозному угнетению со стороны литовских и польских феодалов, то оно стремилось «к воссоединению с русским народом», пока в конце XVIII века историческая справедливость не восторжествовала благодаря разделам Речи Посполитой и включению территории Беларуси в границы Российской империи. (После введения концепта древнерусской народности этот акт следовало называть уже только "воссоединением" с Россией.) В ее составе трудящиеся Беларуси под руководством российского пролетариата и партии Ленина как его авангарда победили царизм и начали строить свое светлое будущее в общем советском государстве.

Этот синтетический труд Академии наук БССР был принят в качестве идеологического эталона, на который ориентировалась в своих интерпретациях вся историческая литература республики. Отныне тысячелетнее прошлое Беларуси истолковывалось телеологически – от изначального восточнославянского единства до победы революции 1917 года и успехов советской власти. Образец такого освещения истории для массового читателя можно найти в работах Лаврентия Абецедарского, главного авторитета официальной исторической науки в БССР.

К примеру, в 1954 году он утверждал, что  хотя западные земли единой Руси (Беларусь и Украину) захватили литовские и польские феодалы, воспользовавшись последствиями монгольского нашествия, великий русский народ веками не оставлял их в беде, и «только благодаря его братской помощи украинский и беларуский народы избавились от тяжелого угнетения польских панов и Ватикана»; их присоединение к России – это восстановление прежнего единства, ставшее «осуществлением заветной мечты белорусского народа», так как он вместе с русским народом «победил в борьбе против крепостников и буржуазии, против царизма и капиталистического рабства», впервые создав свою социалистическую государственность[12].

На содержание этой руссоцентричной версии отечественной истории не повлияла и оттепель времен Хрущева. Когда ХХ съезд КПСС принял постановление, осуждающее культ личности, в Минске возникла необходимость немедленно переработать двухтомную «Историю Белорусской ССР», однако ее новая версия, изданная в 1961 году[13], в идеологическом отношении мало чем отличалась от первой, разве что отсутствием ссылок на Сталина.

Прежняя концепция была дополнена социально-конфессиональной характеристикой белaруской народности: ее основанием назывались крестьяне и бедные слои горожан, т.е. социально угнетенное православное население, а верхние слои общества, которые поддавались ассимиляции, мол, становились поляками, превращаясь в «инородное тело» для страны[14]. Идея угнетения народных масс и тяготения к русскому народу, по-братски поддерживавшему их борьбу против общих классовых врагов, на которой базировалось советское освещение истории во всех нероссийских республиках[15], получала дополнительное обоснование.

И все же в годы оттепели в Минске, по примеру Киева, некоторые гуманитарии попробовали пересмотреть ключевые положения официальной концепции отечественной истории – хотя в национальных республиках тогда оставалось значительно меньше академических свобод, чем в России. В АН БССР нашлись смельчаки (как Микола Прашкович и Микола Алексютович), которые аргументированно отрицали утверждения о том, что беларуский народ не знал государственности до прихода советской власти, что он был в положении эксплуатируемого плебса в Великом Княжестве Литовском и стремился к России, что Россия оказывала исключительно прогрессивное влияние на Беларусь в прошлом, тогда как от католического Запада исходило только зло, и т.д.[16].

Однако каждое такое отступление от канона жестко осуждалось. А в 1968 году, когда Кремль ввел советскую армию в Чехословакию, партийное руководство в Минске, как и в Москве, потребовало активизировать борьбу против «империалистической пропаганды» и против «фальсификаторов» истории Беларуси, которыми считались, прежде всего,  беларуские историки в эмиграции. В ситуации обострения международного напряжения власти БССР усилили контроль за содержанием исторической литературы, утверждая в ней ту же неизменную схему официальной трактовки белорусского прошлого, ключевые тезисы которой формулировались еще в сталинское время.

К тому времени во всем Советском Союзе санкционированная партией борьба с последствиями культа личности завершилась возвращением административно-командной системы управления наукой и усилением ее идеологической составляющей. После непродолжительной либерализации упрощенные вульгарно-социологические представления о партийности любой науки, распространённые еще при Ленине, восторжествовали с новой силой и определили сущность советской модели историографии. История теперь рассматривалась как «партийная наука», или как наука, «помогающая выработке и осуществлению современной партийной политики», поэтому, утверждалось в программных публикациях АН СССР, историки «не должны заниматься историей для истории»[17].

Руководство коммунистической партии полностью контролировало историческую науку и задавало ей направления исследований. Советская историография обслуживала политические интересы власти, и чтобы оставаться в ней, историкам приходилось подбирать такие факты, которые «работают» на заданные сверху и утвержденные положения[18]. Публикации, содержание которых не соответствовало оценкам, принятым руководством КПСС, запрещались и изымались из обращения (один из наиболее известных примеров – изъятие из библиотек книги А. Некрича «1941, 22 июня»).

Именно с решениями партии и были связаны некоторые инновации в официальной концепции истории Беларуси. После ХХІІ съезда КПСС (1961), постановления которого призывали к укреплению единства социалистического блока, а в области идеологии – к укреплению "пролетарского интернационализма и социалистического патриотизма"[19], восхваление исторической роли России теряло прежнюю актуальность. От историков требовалось связывать преданность Родине с преданностью всем народам социалистических стран.

В климате новой эпохи в Минске подготовили пятитомную "Историю Белорусской ССР"[20], которая оказалась самой основательной из всех советских обобщающих трудов по истории Беларуси. Она создавалась в условиях разрядки международной напряженности большим коллективом ученых, которые уже имели в распоряжении результаты многочисленных исследований. Все это положительно сказалось на качестве работы, в которой получили освещение многие новые аспекты истории страны и появились более взвешенные объяснения сложных вопросов.

Например, при освещении образования ВКЛ уже говорилось, что земли Беларуси включались в его состав далеко не одной "силой оружия", а в том числе и ненасильственными путями. Разделы Речи Посполитой тоже были описаны преимущественно на фактах, без выгораживания России, а с перспективы социально-классовых позиций, которая позволяла критиковать политику царского правительства. По сравнению с прежними версиями изложение периода до революции 1917 г. в этом обобщающем труде, в любом случае, отличал более высокий научный уровень.

Однако и новое издание сохранило большинство основных элементов концепции, сконструированной для первого двухтомника, хотя и без прежней категоричности формулировок. Например, незыблемым осталось положение о «единой древнерусской народности», в свете которого любые действия по восстановлению якобы бывшего единства, в том числе войны, представлялись справедливыми и прогрессивными. Имеющая столь важное идеологическое предназначение идея о первоначальном восточнославянском единстве оберегалась партийным руководством БССР с особым вниманием, поэтому в 1973 г. даже проведение в Минске конференции об этногенезисе беларусов, способной поставить под вопрос аксиоматичность  этого тезиса, в последний момент было запрещено[21]. В новом труде получили дальнейшее развитие и некоторые другие положения старой концепции, например, идея о крестьянском и православном характере беларуского народа, которому приходилось вести постоянную борьбу против и классового, и национально-религиозного угнетения ради «воссоединения» с Россией.

Таким образом, основные постулаты пророссийской академической истории БССР, сконструированной еще в конце 1940-х - начале 1950-х годов, без существенных изменений циркулировали в обществе до самой перестройки[22]. На нее ориентировались и университетские, и школьные учебники, да и вся официальная литература по истории в республике. Синтетическую историю БССР можно назвать образцовым примером продукта чрезмерно политизированной советской исторической науки, которая в устах беларуских гуманитариев, на личном опыте познавших ее, получила определение “абецедарщина” – по фамилии главного “законодателя” историографии в послевоенной БССР[23].

Как в крайне советизированной историографии[24], подчиненной административно-командному управлению, в ней доминировал утвержденный партией «научный» авторитет, агрессивный стиль критики, цитатничество и полное отсутствие рецензий и научной полемики. Выполняя навязанную партийным аппаратом роль, советская историография БССР с ее практически не изменявшейся концепцией служила интересам чисто политическим, не связанным с познанием прошлого страны. Эмиграционный историк Павла Урбан в свое время не без оснований отмечал, что она утверждала «историческое право» Москвы на Беларусь[25]. А культивируя советский патриотизм, основанный на примерах российской истории, она способствовала и процессам русификации своих граждан. Только после развала СССР, уже в суверенной Республике Беларусь у историков появилась возможность разрабатывать национальную концепцию отечественной истории, свободную от таких установок.


[1] Книга Всеволода Игнатовского «Кароткі нарыс гісторыі Беларусі» (Менск 1919) как первый в советской Беларуси официальный учебник по истории была слишком краткой и схематичной.

[2] Работа была впервые опубликована только после провозглашения государственного суверенитета Беларуси. См.: Доўнар-Запольскі М. В. Гісторыя Беларусі / пер. з рус. Т. Бутэвіч, Т. Кароткая, Е. Фешчанка. Мінск 1994.

[3] Нарысы па гісторыі Беларусі / АН БССР, Інстытут гісторыі. Ч. 1. Мінск 1940.

[4] Работа Інстытута гісторыі АН БССР з канца 1943 г. да 1 студзеня 1947 г. // Весці АН БССР. Аддзяленне грамадскіх навук. Серыя гістарычная. 1947. вып. 1. С. 106-107.

[5] История БССР, вып. 1, вступ. статья Т. Горбунова, Минск 1946.

[6] Александров А. О некоторых задачах общественных наук в современных условиях // Большевик. 1945. № 14. С. 18. Подробнее см.: Tillett L. The Great Friendship. Soviet Historians on the Non-Russian Nationalities. Chapel Hill, 1969. Р. 81–82.

[7] Тезисы об основных вопросах истории БССР // Известия АН БССР. 1948. №3.

[8] Там же. С. 13-14, 24.

[9] Основные замечания по макету в 2 томах, сделанные на дискуссии 26–27 декабря 1952 г., в: Центральный Научный Архив Национальной Академии Наук Беларуси. Ф. 3, оп. 1, дело 464, л. 4, 6, 9, 10.

[10] История Белорусской ССР: в 2 т. / под ред. В. Перцева, К. Шабуни и Л. Абецедарского. Т. 1. Минск 1954; Т. 2. Минск, 1958.

[11] Ср.: Тезисы о 300-летии воссоединения Украины с Россией, 1654–1954 гг.: Одобрены ЦК КПСС. Моска, 1954. С. 5. Подробнее о принятии этой концепции и ее сущности см.: Юсова Н. Генезис концепціï давньоруськоï народності в історичній науці СРСР (1930-ті – перша половина 1940-х рр.), Вінниця, 2005.

[12] Абэцэдарскі Л. Барацьба украінскага і беларускага народаў за ўз'еднанне з Расіяй у сярэдзіне XVII века. Мінск, 1954. С. 5–6, 65-66.

[13] История Белорусской ССР: в 2 т. / ред. колл.: Л. С. Абецедарский, В. Н. Перцев, К. И. Шабуня. Т. 1–2, Минск, 1961.

[14] История Белорусской ССР: в 2 т. Т. 1. С. 135.

[15] См.: Величенко С. Перебудова та минуле неросійських народів // Український історичний журнал. 1992. № 4. С. 96–97.

[16] Подробнее см.: Сагановіч Г. Хрушчоўская адліга ў беларускай гістарыяграфіі (в печати).

[17] Нечкина М., Поляков Ю., Черепнин Л. О пройденном пути // Советская историческая наука от ХХ к ХХІІ съезду КПСС. История СССР. Сб. ст. Москва, 1962. С. 36.

[18] Подробнее см.: Урбан П. Смена тенденций в советской историографии, Мюнхен, 1959. С. 57; Афанасьев Ю. Феномен советской историографии // Советская историография: сборник / под ред. Ю. Афанасьева. Москва 1996. С. 37; Дьяков Ю. Историческая наука и власть (советский период). Тула, 2008. С. 107, 124–125.

[19] Жуков Е. ХХІІ съезд и задачи советских историков // Вопросы истории. 1961. № 12. С. 10.

[20] Гісторыя Беларускай ССР: у 5 т. / стар. рэд. І. М. Ігнаценка. Т. 1–5. Мінск, 1972–1975.

[21] См. выступление представителя АН БССР Василия Бондарчика на круглом столе «Национальный вопрос и межнациональные отношения в СССР: история и современность» в Москве в 1985 г. (Вопросы истории, 1985 № 5. С. 11).

[22] На неизменяемость концепции в обобщающих работах по истории в послевоенной БССР обращал внимание немецкий исследователь Райнер Линднер. См.: Lindner R. Historiker und Herrschaft. Nationsbildung und Geschichtswissenschaft in Weißrussland im 19. und 20. Jahrhundert. München, 1999. S. 384–388.

[23] Падокшын. “Абэцэдаршчына” // Літаратура і мастацтва. 1990, 8 чэрвеня; Грыцкевіч В. “Абэцэдаршчына” і Абэцэдарскі // Літаратура і мастацтва. 1991, 5 ліпеня.

[24] О сущности советизации исторической науки сравни (?)  рассуждения украинского историка Андрея Портнова: Партноў А. Саветызацыя гістарычнай навукі ў Украіне і Беларусі // Гістарычны Агляд. 2000. T.7. С. 482–484

[25] Урбан П. У сьвятле гістарычных фактаў. (У сувязі з брашурай Л. С. Абэцэдарскага). Мюнхэн–Нью Ёрк, 1972. С. 8.

Print version
EMAIL
previous MISUSAGE OF THE NAGORNO KARABAKH CONFLICT IN ARMENIAN INTERNAL POLITICS |
Hasmik Grigoryan
ВОЕННАЯ ОПЕРАЦИЯ В БАКУ КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ ОККУПАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ СССР В ВЕНГРИИ (1956 г.) И ЧЕХОСЛОВАКИИ (1968 г.) |
Jamil Hasanli
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.