Russkiivopros
No-2002/4
Author: Димитрий Белошевский

РОССИЯ И ПУТИН: ГОД ПРОШЕДШИЙ, ГОД НАСТУПИВШИЙ

    Людей, как известно, делят на оптимистов и пессимистов. Еще говорят, что оптимизм - это отсутствие полной информации, пессимизм – результат незалеченной язвы желудка. Скепсис же – недоверие, возведенное в куб. Политологи и журналисты это такие же люди, как и все остальные. С одним исключением: вышеупомянутую категоризацию к ним трудно применить. Они всегда преследуют определенные цели. Либо свои собственные, либо заданные «сверху».
    Прошедший год был для России успешным и, пожалуй, самым стабильным за все последние годы, утверждают в аналитическом обзоре «Итоги 2002» российские эксперты (www.strana.ru.25.12.02). Даже несмотря на потрясшую весь мир трагедию Норд-Оста. «Прошедший год был очень спокойным и стабильным. Сохранились все основные тенденции, начавшиеся ранее в политической жизни. Самое главное, что не произошло практически никаких потрясений: ни смены правительства, ни появления какой-то мощной политической силы, ни экономического кризиса», - высказывает свое мнение в интервью для страны.ру директор Института политических исследований Сергей Марков. «Что касается Норд-Оста, то, пусть это покажется странным, я бы тоже не считал это событием. Эта трагедия почти не имела последствий, общественное сознание вытеснило ее на периферию, постаралось о ней забыть (что хорошо показывают различные исследования). Власть тоже забыла о Норд-Осте, в том смысле, что никаких выводов мы не увидели», - говорит Марков. Позиции президента Путина, по мнению Маркова, «в минувшем году еще раз укрепились в огромной степени».
    Соглашается с этим и замдиректора Института Европы РАН политолог Сергей Караганов: «С точки зрения внешней политики прошлый год был на редкость удачным», - заявил он в интервью стране.ру (24.12.02). Стратегическое сближение с США и с ведущими западными странами, наряду с одновременным укреплением отношений с Китаем и Индией, усилило ощутимо внешнеполитическое влияние России. Но есть, по Караганову, и «единственная неудача», правда, «частная» - это «не совсем последовательная и неточная тактика в отношении Калининграда», приведшая к недостаточно удовлетворительным результатам в переговорах с Евросоюзом.
    Еженедельник Коммерсант-Власть (от 23-29 декабря 2002) менее оптимистичнен. Материал, посвященный итогам прошедшего года («Россия 2002: год упущенных возможностей») отмечает медлительность или просто «буксовку» планируемых реформ.
    А в еженедельнике Московские новости (№ 51, 2002-2003) директор ВЦИОМ социолог Юрий Левада опубликовал свою статью под характерным названием «2002: под знаком катастроф и испытаний».
    Необходимо заметить, что разделение аналитиков на оптимистов и пессимистов или скептиков, проводимое на основании их высказываний вряд ли допустимо. Все они обладают достаточной информацией, позволяющей им не подпадать ни под одну из категорий.
    Как ни банально это звучит, но прошедший год был и результативным, и трагическим, и успешным, и проблемным. Иначе говоря, он ничем особенно не отличался от трех предыдущих лет, которые принято теперь обозначать «эпохой Путина» (сначала премьера, ныне президента России).
    Дипломатические успехи Кремля ничего не изменили в настороженном отношении СМИ (прежде всего, западных) к России. Разделяющая линия между Евросоюзом (и кандидатами в ЕС, в особенности) продолжает существовать, невзирая на все утверждения Москвы, что она «является частью Европы». Причина кроется в географической абсурдности подобного утверждения.
    Россия – евроазиатская страна, которая лишь с трудом отказывается от «евразийской» модели, согласно которой она представляет собой «исключительный» геополитический феномен. Сложность ситуации усиливает и тот факт, что Запад не готов принять Россию «в свои объятия» даже после того, как во главе бывшей сверхдержавы встал политик, имидж которого (в отличие от его предшественника) вполне европейский (в смысле, «западный»).
    Оценки России в западных, а порой и в самих российских, СМИ по-прежнему подвержены заезженным стереотипам: Россия - страна преступности, алкоголизма и наркомании, Россия – вечный сфинкс, Россия еще не окончательно избрала свой путь. Но, прежде всего, Россия «иная», это «они», которые «нам» либо враждебны, либо чужды, либо не слишком приятны, потому что чем-то отличаются от нас. Исключительность России акцентирует, таким образом, в большей мере сам Запад, чем российское общество, за десятилетия большевизма и десяток лет ельцинократии изрядно уставшее и от «неоимпериальных» амбиций, и от архаической «соборности», и от порядком поднадоевшего чувства «исключительности».
    Можно понять и Запад с его недоверчивостью. Хотя шансы коммунистов на победу (или хотя бы более менее значительные успехи) в предстоящих парламентских выборах в России гораздо ниже, чем в ряде стран, стремящихся вступить в НАТО и ЕС (слишком долог и горек опыт сначала крававых, а позднее безвыходно бедных десятилетий), Российская Федерация даже после распада СССР слишком велика и неоднозначна. Отсутствие коммунистической, а ныне и имперской, идеологии не ослабляет «гравитационной» геополитической силы страны. Важным фактором настороженности Запада является тот факт, что в качестве «проповедника» прозападной и проамериканской ориентации выступают президент путин, его ближайшее окружение, его «клан», но не армия и даже далеко не все олигархи.
    Реформа армии началась после долголетних обещаний именно при Путине, но продвигается все же медленно. Российскому ВПК и оборонной промышленности в целом приходится сталкиваться с конкуренцией на мировом рынке. Тормозом развития является уже не столкновение идеологии и военных доктрин эпохи холодной войны, а экономическая слабость России. Растет недовольство генералитета, количественный состав которого Путин резко снизил. Недовольны и некоторые олигархи, так как единение России с Западом грозит сделать слишком «прозрачными» их, мягко говоря, «некорректные», с точки зрения уже действующих ныне в России, законы. Кроме того, чрезмерная «открытость» России миру может ослабить их в условиях жесткой конкуренции, в борьбе с которой их победа не гарантирована.
    Конечно, существуют еще не вполне завершенное построение «вертикали власти», строго декларирующая отношения между центром и регионами, «вечная» чеченская война, чрезвычайные происшествия и техногенные катастрофы.
    Называя прошедший год «успешным» или даже «стабильным», политологи, таким образом, лукавят. Он был, действительно, успешным в том смысле, что на всем его протяжении не происходила неприменная, раз в три месяца, смена премьера или даже правительства (как во времена Бориса Ельцина). 2002 год был успешным и потому, что в течение его, согласно опросам ВЦИОМ, количество тех, кто испытывал усталость и безразличие, составляло «лишь» 34% (по сравнению с 39% прошлого года). В то же время, процент тех, у кого прошедший год вызвал «озлобленность», не превысил уровня 17%.
    Абсолютно стабильным же 2002 был в непоколебимости поддержки В.Путина. «У популярности Путина нет признаков коррозии», - написал директор ВЦИОМ Юрий Левада (АиФ, №32, 2002). «Оценки Путина не зависят ни от каких событий. Возьмите внешнюю политику. Ведь примерно 50% населения не одобряет „американского крена“, считает, что Путин слишком много уступает Бушу. А образ Путина от этого ничуть не страдает. Ну, хочет народ иметь хоть одного героя – и все тут! Путин – не Геракл, совершивший 12 подвигов. Он герой надежды. А надежда умирает последней... Ведь люди чаще всего отвечают как: больше не на кого надеяться», - объясняет феномен популярности Путина Юрий Левада.
    Одна из известнейших пушкинских драм завершается словами: «Народ безмолвствует». Применимы ли эти слова для России на переломе 2002-2003 годов? Опросы общественного мнения показывают, что народ не молчит.
    В статье «Я очень доверяю президенту» (МН, №47, 2002) Дмитрий Фурман пишет: «Уровень доверия к президенту – грандиозен. „Очень доверяют“ ему 26% опрошенных, просто „доверяют“ – 52%, а „не доверяют“ и „очень не доверяют“ – всего лишь 17%». Для сравнения: церкви «очень доверяют» 19%, армии – 11%, правительству – 5%, телевидению, судам и Государственной думе по 3%, а политические партии удостоил доверием всего лишь 1% опрошенных.
    Путинское «большинство», по мнению Фурмана, представляют «те же группы, в которых наиболее сильны традиционалистские ориентации, те же группы, котрые раньше составляли основу коммунистического и патриотического электората». По мнению Дмитрия Фурмана, «за президента Путина большинство, но, прежде всего, за него – низшие социальные слои, жители деревни, бедные, скорее женщины, чем мужчины». Молодые, образованные и богатые или хорошо обеспеченные люди поддерживают Путина в гораздо меньшей мере.
    Путин - это надежда, уверяет нас Юрий Левада. Путин - это царь, это «настоящая власть от Бога, а не от народа», - возражает Фурман. – «Какую политику ведет царь, дело второстепенное, главное, чтобы его власть была независимой от народа и чтобы правил именно он (а не бояре). И Путин в народном сознании (реальности отношений Путина и бояр мы просто не знаем) именно такой царь».
    Рассуждения о феномене (во многом все же рационально необъяснимом) незыблемой популярности второго российского президента приводят нас к не очень радостным выводам. Во-первых, в России, невзирая на усилия интеллектуалов, по-прежнему отсутствует гражданское общество. Если учесть тот факт, что в западных странах оно зарождалось и утверждало себя на протяжении десятков и сотен лет, быть оптимистом в этом вопросе более чем наивно. Предполагать, что российское гражданское общество может полностью сформироваться в ближайшие годы, - такая же утопия, какой была вера в скорую победу коммунизма во всем мире.
    В то же время, перемены, стремительно происходящие в психологии молодого поколения россиян, оказались более быстрыми, чем предполагалось. «Вестернизация», точнее «американизация», их поведенческих стереотипов, даже их языка или жаргона, ощутима не только в реальной жизни, но, к примеру, и в программах не самого «продвинутого», в этом смысле, «тиви» - Первого канала (бывшего ОРТ). При такой скорости перемен Западу будет уже через несколько лет весьма затруднительно объяснять свою недоверчивость по отношению к России лишь тем, что россияне – это «иные», «чужие», «они».
    Во-вторых, невзирая на десятки существующих политических партий или их более или менее популярных вождей, в России на данный момент нет политического лидера или просто личности, способной конкурировать странной, но стабильной, харизме Путина. Хотя уже сейчас ясно, что президентские выборы 2004 года будут (при нормальном развитии событий) «выборами Путина», парламентские выборы в декабре в 2003 года могут все же выдвинуть на шахматную доску российской политики новые фигуры, более известные и более способные, чем те, которые уже успели стать «рыцарями печального образа» в предыдущих парламентских и президентских выборах.
    Не следует забывать, что до их появления на политической сцене России мир ничего не знал ни о Михаиле Горбачеве, ни о Борисе Ельцине и, тем более, о Владимире Путине.