ISSUE 3-2012
INTERVIEW
Petr Vagner
STUDIES
Игорь Яковенко Мыкола Рябчук
RUSSIA AND EUROPE
Petr Vagner Виктор Замятин Сергей Саркисян
OUR ANALYSES
Ярослав Шимов Stepan Grigoryan
REVIEW
Матуш Корба
APROPOS
Pavel Venzera


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
OUR ANALYSES
«АРАБСКАЯ ВЕСНА» И НИЧЬИ «СУКИНЫ ДЕТИ».
ПАРАДОКСЫ ПОЛИТИКИ РОССИИ И ЗАПАДА НА ФОНЕ БЛИЖНЕВОСТОЧНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ
By Ярослав Шимов | историк и журналист | Issue 3, 2012

 «Это сукин сын, но это наш сукин сын», – принцип, авторство которого приписывается то одному, то другому политику прошлого, казалось бы, является одной из (довольно неприглядных) констант дипломатии как таковой. Мало какому крупному внешнеполитическому игроку удавалось избежать союзных или покровительственных отношений с тем или иным режимом, за дружбу с которым позднее (а то и прямо сразу) приходилось стыдиться. Но тактические выгоды оказывались сильнее, а потому – дружили, принимали, заключали в объятия, оказывали помощь деньгами, оружием или на худой конец полезным советом...

Ближний Восток, регион, чрезвычайно важный и стратегически, и экономически, был издавна богат на «сукиных детей» такого рода. Некоторые из них, например, Саддам Хусейн на раннем этапе своей диктаторской карьеры, умудрялись сотрудничать одновременно с двумя соперничающими лагерями – СССР и Западом. Именно в этом регионе наиболее ярко проявлялся принцип раздела мира на сферы влияния. После 1991 года биполярный мир рухнул, но «наши сукины дети» кое-где остались. Однако в последние два года на Ближнем Востоке возникла ситуация, когда режимы, бывшие в той или иной степени клиентскими по отношению к внешним для региона геополитическим игрокам, попали под давление внутренних сил, к которому оказались не готовы – ни сами эти режимы, ни их союзники-покровители.

«Арабская весна» 2011 года разделила крупнейшие державы мира на два лагеря. Это произошло не сразу – все помнят, что Совет Безопасности ООН, включая Россию и Китай, поддержал военно-воздушную операцию стран НАТО против режима Каддафи в Ливии. Но в отношении сирийского режима Башара Асада единого мнения среди членов Совбеза не сложилось: Москва и Пекин упорно блокируют все подготовленные Западом резолюции о жестких санкциях против Дамаска. Объяснений тому несколько. Помимо элементарной симпатии, испытываемой одними авторитарными правителями к другим, тут есть и конкретные военно-политические и экономические интересы (наличие у России военной базы в сирийском Тартусе и активная торговля оружием, которую Москва вела и ведет с Дамаском, давно секретами не являются), и глубокая убежденность российских (и, вероятно, китайских) правителей в том, что вся «арабская весна» есть тщательно продуманная геополитическая комбинация Запада, направленная на продвижение его интересов в ближневосточном регионе.

Очевидный аргумент, что тем же США куда проще было иметь дело с давно знакомым и предсказуемым Хосни Мубараком, нежели хоть и с демократически избранным, но малопонятным и пугающим своим исламистским бэкграундом Мохаммедом Мурси, в расчет при этом не принимается. Некоторые российские политологи даже продвигают концепцию «управляемого хаоса», согласно которой США и их союзникам якобы нужен максимальный беспорядок на Ближнем Востоке, дабы «канализировать вовнутрь» энергию рассерженных мусульман, которая начала угрожать Западу уже на его собственной территории. В этом случае упускается из виду не раз подтвержденная историей закономерность: в обстановке хаоса выигрывают как правило радикальные силы, способные предложить смятенному обществу наиболее простые и обманчиво действенные рецепты выхода из кризиса. Примеров не счесть, от французских якобинцев до русских большевиков и кубинских коммунистов. Трудно представить себе, чтобы в западных дипломатических кабинетах и штаб-квартирах спецслужб не понимали столь очевидных вещей.

Расхождения в подходах и оценках «арабской весны» между российско-китайским блоком, с одной стороны, и западными державами – с другой, продиктованы, скорее всего, принципиально разными концепциями внешней политики, которым следуют обе стороны. После окончания «холодной войны» Запад стал более активно настаивать на примате принципов, содержащихся в международных соглашениях, в том числе во Всемирной декларации прав человека, над концепцией национального суверенитета и невмешательства во внутренние дела отдельных государств. Отсюда – разговоры о благотворности «гуманитарных интервенций» и соответствующая военно-политическая практика, наиболее запоминающимся примером которой стала операция НАТО в Косово в 1999 году. Основываясь на этом подходе, Вашингтон и его союзники не могли не поддержать участников массовых выступлений 2011 года в ближневосточных и североафриканских странах, как только тамошние режимы показали, что предпочитают репрессии реформам. При этом возникло множество дополнительных вопросов и проблем, ответы на которые до сих пор не найдены.

Во-первых, внезапный приход «арабской весны» заставил Запад идти за событиями, а не управлять ими, как не раз это бывало в иные годы. (С ситуацией, подобной нынешней, сталкивалась разве что администрация Дж. Картера во время исламской революции в Иране в 1979 году – и дело тогда кончилось бесславным американским внешнеполитическим провалом).

Во-вторых, поддержав народные движения против авторитарных режимов, Запад вынужден был смириться с риском прихода к власти в ряде арабских стран исламистов, составляющих ядро этих движений. Именно это и составляет основной аргумент России и Китая в споре с Западом: вы не ведаете, что творите, заявляют в Москве и Пекине, – ведь на смену жестким, но светским режимам приходят «джихадисты»! Контраргументом здесь может служить лишь то, что демократии свойственна саморегуляция, что она основана на динамическом равновесии общественных сил и групповых интересов – а эти силы и интересы в Египте, Тунисе, Сирии, Йемене и Ливии достаточно пестры для того, чтобы не оказаться вновь подмятыми под себя диктатурой – на сей раз исламистской. По большому счету, сами события «арабской весны» стали следствием усложнения структуры тамошних обществ, которые далеко не всегда и не везде жили в нищете и убожестве – уровень жизни очень многих ливийцев, египтян, тунисцев, сирийцев за годы правления свергнутых или свергаемых ныне диктаторов вырос. Парадокс «модернизирующего» авторитаризма – а режимы Асадов, Каддафи, Насера и его преемников можно, при всей их жестокости, отнести к этому разряду – заключается в том, что они очень часто растят своих могильщиков. Ведь рост благосостояния ведет к появлению в обществе устойчивых социальных групп со своими политическими интересами, которые не находят своего выражения в рамках диктатуры. Давление в котле постепенно возрастает, и если пар не выпускается – а арабские диктаторы к этому не склонны, – то крышку котла рано или поздно срывает. Этот процесс мы и наблюдаем сейчас на Ближнем Востоке и в Северной Африке.    

В нынешнем дипломатическом конфликте Россия и Китай делают ставку на «старое, доброе, проверенное»: концепцию сфер влияния и «наших сукиных детей». Разговоры о национальном суверенитете и необходимости его защиты от вмешательства извне при этом сильно отдают лицемерием: понятно, что тот же дамасский режим – давно уже не самостоятельный сильный игрок на ближневосточной сцене, а клиент прежде всего Ирана, с которым Россия, видимо, склонна договориться о разделе сфер влияния в Сирии. И нынешний кровавый конфликт в этой стране, который может завершиться скорым падением Башара Асада, грозит разрушением всей российско-иранской конструкции, построенной в духе традиционной Realpolitik.

Но не лишена лицемерия и позиция Запада. Поддержка, оказываемая им арабским движениям против диктатур, строго географически ограничена: сочащиеся нефтью королевства и эмираты Аравийского полуострова, ничуть не менее авторитарные, чем светские режимы арабских националистов и социалистов, она никак не затрагивает. То, что США и Европа молча одобрили ввод войск Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов в соседний Бахрейн, где весной и летом прошлого года развивалось восстание шиитского большинства против правящего авторитарного суннитского режима, во многом обесценило продемократическую риторику западных политиков по поводу «арабской весны». В этом случае Запад, движимый опасениями, что успех шиитов в Бахрейне мог бы сделать это государство форпостом иранского влияния на Аравийском полуострове, поступил вполне «по-российски», подчинив принципы прагматическим интересам.

Складывается впечатление, что ни Запад, ни Россия не были готовы к столь мощному геополитическому потрясению, каким оказалась «арабская весна». Для Кремля нынешний революционный всплеск в арабском мире – явление однозначно нежелательное.

Во-первых, оно может ликвидировать остатки влияния Москвы в регионе: известно, что после смены власти в Ливии российские компании понесли значительные потери на тамошнем нефтяном рынке; рассчитывать на сохранение базы в Тартусе и продолжение военно-технического сотрудничества с Сирией в случае падения режима Асада Москве тоже не приходится.

Во-вторых, «арабская весна» противна нынешним московским властителям идеологически, ибо служит неприятным напоминанием о peoplepower и преходящем характере любой власти, даже той, что кажется очень прочной – какой казалась, например, власть президента Мубарака.

В-третьих, она досадна для Москвы и потому, что не вписывается в ее несколько архаичное представление о внешней политике как предельно прагматичном искусстве борьбы интересов, сухой шахматной партии, разыгрываемой элитами соперничающих держав.

Западные политики, напротив, готовы, хоть и не без осторожности, приветствовать нынешние народные движения в арабских странах. В то же время они с трудом свыкаются с мыслью о том, что режимы, приходящие на смену прежним диктатурам, могут быть демократическими, но вряд ли будут либеральными в западном смысле слова. Это общества, в которых соблюдаются такие базовые принципы демократии, как плюрализм и конкуренция политических сил, выборность и сменяемость государственных лидеров и институтов, но совершенно не обязательно почитаются те права и свободы, которые стали неотъемлемой частью либеральной демократии западного типа – скажем, права религиозных или сексуальных меньшинств.

С точки зрения гуманиста это прискорбно, но вряд ли абсолютное большинство египтян или сирийцев способно во мгновение ока превратиться в рафинированных либералов. Последнее, однако, не означает, что это самое большинство с радостью посадит себе на шею очередного диктатора. Приход нелиберальных демократий может означать, как это уже произошло в Ираке и Египте, опасную нестабильность и усиление радикальных настроений, по крайней мере на какое-то время. Но в мире, лишенном как колониальных империй, так и обманчивой геополитической стабильности времен «холодной войны», это, видимо, неизбежно. Свобода в чем-то всегда опаснее рабства.

Print version
EMAIL
previous ПОЛИТИКА РОССИИ В ОТНОШЕНИИ ЗАПАДА В КОНТЕКСТЕ СОПЕРНИЧЕСТВА МЕЖДУ ОДКБ И НАТО |
Сергей Саркисян
SOFT FORCE: A CLUE SUGGESTING THE REJECTION OF MILITARY
INVOLVEMENT AS A MEANS OF SOLUTION OF REGIONAL ISSUES
|
Stepan Grigoryan
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.